Уважаемый Григорий Шалвович!
Большое спасибо за ту публичную и гражданскую позицию, которую Вы занимаете в отношении нынешнего политического режима в России и его действий в Украине, а также за те слова, которые Вы говорите по этому поводу. Они являются ориентиром для многих, и не только в России, погрузившейся в темное царство лжи.
Большое спасибо за Ваши книги, над некоторыми из которых я провел немало приятных часов.
Обратиться к Вам меня побудили эмоции, которые не утихают в моей душе уже месяц с тех пор, как в начале марта 2022 года я прослушал Ваше интервью с Юрием Дудем. Вот полная транскрипция одного из фрагментов разговора:
— Насколько Запад виноват в том, что сейчас происходит на Украине?
— По-моему, очень виноват. На мой взгляд, Владимир Путин с самого начала понимал значение украинского фактора гораздо яснее, чем люди на Западе. Как я понимаю проблему Украины с точки зрения Путина? Итак, есть три, казалось бы, очень близких государства, да, как если бы один народ разделился на три государства — Россия, Беларусь, Украина. Вот такие три варианта очень... Потому что остальные республики — есть какие-то серьезные национальные особенности, и это был вообще как бы один народ...
— Для Путина?
— Ну, в общем, как бы! Ну вот объективно! Не знаю... У меня родственники в Киеве, ну у всех есть родственники... Мы все были одинаковые, жили в одной стране и мы, в общем, очень похожи друг на друга.
Ваша мысль целиком понятна. Для любого русского человека, когда он приезжал в Киев или Минск в 70-80-е годы ХХ века, так и было. Все вокруг говорят по-русски, вывески, газеты, школы — русские, люди вокруг приветливые, гостеприимные, русских принимают как своих. Действительно один народ!
Правда, где-то на периферии внимания русскому человеку в Киеве или Минске могли попасться украинские или белорусские газеты, а по радио мог прозвучать «местный диалект», но это же нюансы. Скоро будет коммунизм и все нации сольются в один советский народ, исчезнут языки и останется только русский, который лучше всего соответствует светлому коммунистическому завтра. Так меня учили на семинарах по этнографии на историческом факультете БГУ в середине 1980-х, так писали в газетах и так многие тогда думали.
Позвольте мне коротко напомнить Вам, как Киев и Минск во второй половине ХХ века стали русскоязычными и такими удобными для русских людей, и как белорусский язык попал в число языков, которым угрожает исчезновение.
Проблема исторической науки в России
Мне очень жаль историю и историков. Видимо, это та наука, которая больше других обесценивается дилетантами. Трудно представить себе генетика-любителя или астрофизика-любителя, но историков-любителей очень много.
Тем не менее история — это настоящая и очень серьезная наука со своей сферой интересов, множеством ответвлений и вспомогательных исторических дисциплин, теоретической базой, методологией, понятийным аппаратом и своими научными принципами. Один из них запрещает оценивать прошлое с точки зрения сегодняшних приоритетов и переносить туда актуальные идеологические схемы. Что, к сожалению, мы сейчас и наблюдаем в России.
Теоретическая база и методология исторической науки постоянно развиваются. Так было в 90-е годы ХХ века, так есть и в ХХI веке. И когда я смотрю на сегодняшний общественно-политический и культурно-исторический пейзаж России, у меня складывается впечатление, что после распада Советского Союза российская историческая наука сделала шаг не в XXI век, а в дореволюционное время, в век XIX-й. Только этим, как представляется, можно объяснить возвращение тех историков, которые идеологически обслуживают действующую власть, к теории триединого русского народа, которого, с точки зрения современной науки, никогда не существовало.
Волосы на голове шевелятся, когда видишь, как политическая элита России принимает самые важные, судьбоносные решения, ничего не зная о существовании современных наций.
И очень неловко видеть в российских патриотических (и не только) изданиях и на сайтах ссылки на работы Алексея Шахматова, который считал, что когда-то существовал единый русский язык, который впоследствии распался на три восточнославянских языка.
Не мне Вам объяснять, что лингвистика — это точная наука, почти математика. Классик славянской лингвистики из Гарвардского университета Юрий Шевелев в 50-х годах ХХ века показал и доказал, что у восточных славян (равно как и у южных и западных) никогда не существовали единого этноса, и что их языки всегда были диалектно дифференцированными. Лингвистам сегодня известно, что языковое единство славян, существовавшее в VI-VII веках, начало распадаться в VIII веке и тогда же зародились фонологические особенности белорусского и украинского языков.
Я думаю, что большой проблемой исторической науки в России является путаница вокруг эволюции и смыслового наполнения терминов «Русь/русь» и «русский/руский» в разные исторические периоды. Именно из-за путаницы вокруг термина «руский» возникли многие сегодняшние мифы русского исторического сознания.
Иначе мы бы не встречали утверждения о том, что Россия имеет отношение к победе под Грундвальдом на том основании, что в ней участвовали «руские» хоругви. Под другим углом в России тогда бы смотрели и на перевод Библии на старобелорусский язык, изданный Франциском Скориной в 1517 году, который он назвал «Библия руска». И тем более, преподаватели МГУ сегодня не говорили бы, что Великое княжество Литовское было русским государством на том основании, что старобелорусский язык, который тогда назывался «руским», был единственным государственным в этой стране.
Российским историкам и интеллектуалам важно не забывать, что слово «русский/руский» для XVI и для XIX — XXI веков имеет совершенно разные смыслы и значения. В феодальные времена не было наций, хотя латинское слово «natio» и его славянские аналоги уже употреблялись и означали происхождение, род. Этническая, культурная и религиозная идентичности жителей нашего региона Европы в XVI и XVII веках заслуживают большего внимания со стороны образованного русского класса.
Так или иначе, «русские/руские» XVI века, писавшие и говорившие на «русском/руском» языке, — это белорусы и украинцы Великого княжества Литовского, имевшие свою готическую культуру и рыцарство, переводы рыцарских романов на старобелорусский язык, свое Возрождение, свою Реформацию, Магдебургское самоуправление городов и цеховую организация ремесленников, судебную систему со спорами обвинения и защиты на основе Саксонского права, десятки частных типографий и сотни текстов свободной религиозной полемики, наконец, три конституционных Статута ВКЛ на старобелорусском языке (1529, 1566, 1588).
И в том же столетии начали рождаться их новые белорусская и украинская идентичности.
Белорусы в составе России. Непрерывные репрессии
Так сложилась история, что во второй половине XVIІІ века около 80% населения Беларуси исповедовали униатство, которое многие сейчас называют греко-католицизмом. Униатская церковь родилась из православной Литовской митрополии с центром в Новогрудке, глава которой традиционно сохранял за собой титул митрополита Киевского.
Эта Православная Церковь имела довольно существенные отличия от Церкви Московского царства — свой Собор святых, свои внешние религиозные формы, такие как обряд, музыка (в том числе и органная), живопись, архитектура, особенности чтения церковнославянских текстов и т. д. Поэтому наших пленных в XVI — XVII веках в Московском царстве крестили вновь.
Униатская церковь, сохранившая многие традиции Литовской митрополии, использовала в своей пастырской деятельности белорусский язык. И сразу же после первого раздела Речи Посполитой в 1772 году началось ее уничтожение и униаты были насильственно переведены в Русскую Православную Церковь, которая имело мало общего с нашей восточно-христианской традицией. К моменту окончательного уничтожения униатской церкви в 1839 году в ней оставалось менее половины от прежнего числа верующих. Остальных насильно загнали в РПЦ за предшествующие 67 лет. При этом случались расстрелы протестующих крестьян, избиения розгами до смерти и т. д.
Так получилось, что с 1772 года следующие 100 лет репрессий не прекращались — каждое десятилетие приносило нам новые беды.
В начале ХІХ века у белорусов (как и у украинцев) родились свои национальные движения. И это еще одна проблема исторической науки в России, которая не видит национальной эволюции жителей бывшего Великого княжества Литовского в XIX веке, как не видит и их многоуровневого национального самосознания. А жаль, ведь на национальной белорусской ниве (как и украинской) работали как польскоязычные, так и русскоязычные деятели. Отсюда и мифы о «польской интриге» в зарождении белорусского и украинского национальных движений.
Репрессии XIX века беспрестанно уничтожали новорожденную национальную интеллигенцию Беларуси. В первые десятилетия это были высылки сотен священников-униатов, затем к ним присоединились участники студенческих кружков и восстаний, первые белорусские журналисты, писатели и поэты. Уничтожение Униатской церкви в 1820–1830-х годах также привело к высылке в Сибирь большого числа аристократов и дворян, защищавших эту церковь.
В 1820-х годах была выслана целая группа интеллигенции, в том числе поэт, драматург и фольклорист Ян Чечот. В 1830-е годы из Вильна был выслан белорусский поэт Франтишек Савич, был вынужден эмигрировать поэт Александр Рыпинский. В конце 1840-х годов группа активистов, планировавших издавать белорусский журнал, была арестована и выслана, а его редактор, критик и издатель Рамуальд Подбереский умер в ссылке на севере России. В 1858 году цензура уничтожила белорусский перевод произведения Адама Мицкевича «Пан Тадэуш», созданный классиком белорусской литературы Винцентом Дуниным-Марцинкевичем.
Потом было восстание 1863 — 1864 годов, которое в России называют польским. А в реальности его лидер Кастусь Калиновский основал первую белорусскую газету в 1862 году, а 1 февраля 1863 г. сформировал временное правительство Литвы и Белоруссии и издавал государственные документы и указы на белорусском языке. Снова были репрессии, казнь Калиновского и десятков его сподвижников, высылка сотен белорусских активистов на каторгу в Сибирь. Да, многие из них еще говорили по-польски, но они уже пели белорусские песни, а вернувшись из Сибири в конце ХIХ — начале ХХ веков, стали устраивать в своих имениях белорусские школы и помогать белорусским учителям.
Репрессии и высылки продолжались как в 1870-х, так и в 1880-х годах. Параллельно с ними шло заселение Беларуси чиновниками всех уровней, учителями, полицейскими, военными и священниками из глубины России.
Тем не менее, как только в России в начале ХХ века была избрана Государственная дума, ее делегаты от Беларуси наотрез отказались объединяться с поляками, образовали собственную парламентскую группу и стали добиваться автономии Беларуси.
Подобные процессы происходили и в Украине в ХIХ и начале ХХ веков. Они закончились образованием и последующим поражением Украинской и Белорусской Народных Республик. Оба государства проиграли большевистской России войны за независимость. Возможно, наша война менее известна, но все же белорусско-советская война ноября-декабря 1920 года за независимость БНР была, из истории ее не выкинешь.
Современный феномен наций, похоже, совершенно игнорируется современными русскими идеологами — с имперских высот Москвы их по-прежнему не видят. Это не только научная, но и фатальная политическая ошибка.
Белорусы в СССР. Снова репрессии и тотальное уничтожение интеллигенции
В 1921 году в Белорусской ССР, созданной как советская альтернатива БНР всего из шести уездов бывшей Минской губернии, было репрессировано до 1500 «националистов». В 1922 году на восток были высланы известные профессора, бывшие эсеры Н. Ярошевич, С. Скандраков, А. Мицкевич, В. Живан, А. Савич, П. Каравайчик и другие.
В 1923 году в БССР началась так называемая белорусизация и коренизация, но репрессии против белорусской интеллигенции никогда не прекращались, высылки на восток продолжались. В 1926 году из Беларуси был выслан один из отцов-основателей белорусского движения профессор Митрофан Довнар-Запольский. Тем не менее всего за несколько лет белорусский язык был успешно внедрен в школах и вузах.
Но в 1929 году белорусизация была остановлена, а в 1930 году начались массовые репрессии, не прекращавшиеся до начала войны в 1941 году.
Несколько сотен литераторов, почти 100% Союза писателей, сначала были депортированы, а после неоднократных судебных процессов большинство из них было расстреляно. К началу войны в 1941 году в живых осталось не более 20 человек. Тысячи ученых, учителей, журналистов и чиновников были высланы или расстреляны.
Люди буквально боялись произнести хотя бы слово по-белорусски. Когда после начала войны белорусские активисты из числа коллаборационистов прибыли в оккупированный Минск, люди на улицах буквально шарахались от их белорусского языка. Целый народ онемел от ужаса антибелорусских репрессий 1930-х годов.
Немцы это знали и использовали в своих целях. Они открыли более трех с половиной тысяч белорусских школ в очень маленьком Генеральном округе Беларусь и разрешили белорусам национальную жизнь под оккупацией. Создавались белорусские организации и воинские формирования, издавались газеты и журналы, учебники, открывались университеты, отмечались белорусские национальные праздники. А советские партизаны в это время не только боролись с оккупантами, но и по приказу Москвы сжигали белорусские школы и убивали учителей.
После войны прошли фильтрация неблагонадежных элементов и новая волна арестов тех, кто так или иначе сотрудничал с немцами, особенно членов белорусских молодежных организаций. А с немцами сотрудничали практически все, так как в оккупацию нужно было где-то работать и зарабатывать на жизнь. И высылки, высылки, высылки. Подсчитано, что с 1945 по 1950 год из Беларуси вглубь СССР было депортировано около 1 миллиона молодых людей.
Высылки продолжались до 1950-х годов. Были разоблачены тайные белорусские организации студентов педучилищ, выступавших против русификации. Были уничтожены даже юные романтики, заброшенные из эмиграции в Беларусь с парашютами, и организованные ими партизанские отряды. Одних расстреляли, других отправили в ГУЛАГ на 25 лет.
Культурные потери белорусского народа от того, что Беларусь находилась в составе Российской империи, а после СССР, не поддаются измерению. Из замков, дворцов и монастырей Беларуси были вывезены многочисленные художественные коллекции и библиотеки, при упразднении Униатской церкви было сожжено невероятное количество картин, икон, скульптур и старинных книг. Митрополит Иосиф Семашко сжег 1000 древних органов. Во время репрессий 1920-1930 годов были сожжены произведения поэтов, писателей и композиторов. В 1920 — 1950-х годах активно уничтожались архивные документы, особенно этот процесс был активным с конца 1930-х до конца 1950-х годов, когда советские архивы находились в ведении НКВД-МГБ. В Беларуси об этом написаны книги.
Во время войны исторические центры Киева и Минска были разрушены, но после войны не были возрождены. На месте исторических европейских центров были построены помпезные здания в стиле сталинского ампира. В то же время в ноябре 1945 года Наркомат национальной обороны СССР принял Постановление № 2722 «О мерах по восстановлению городов, разрушенных немецкими захватчиками», в котором был указан перечень 15 древних русских городов, подлежащих восстановлению в первоочередном порядке. Среди них были Новгород, Псков, Смоленск, Тверь (Калинин) и другие. В целом за время правления России Беларусь потеряла тысячи ценных памятников архитектуры,
Карательная машина русского большевизма десятилетиями охотилась за белорусскими национальными деятелями по всему миру. В 1917 году в Минске состоялся Всебелорусский съезд с участием почти двух тысяч избранных делегатов, на котором была избрана Рада. Рада съезда, в свою очередь, сформировал правительство Белорусской Народной Республики и провозгласила ее независимость. И вот спустя 30 лет в Чехословакии НКВД арестовывало участников того съезда и обвиняло их в «участии в антисоветском Всебелорусском съезде 1917 года». Если человек жил в капиталистической стране, он неожиданно тонул в озере в центре Мюнхена, погибал в автокатастрофе в далёкой Латинской Америке и т. д.
Между тем Беларусь, как и в XIX веке, заселялась русскими. В июне 1953 г. в Минске состоялся пленум ЦК КПБ. На нем выступил кандидат на пост первого секретаря ЦК Белоруссии, его бывший второй секретарь Михаил Зимянин. Вот отрывок из моей книги «Неизвестный Минск. История исчезновения»:
«На пленуме Зимянин подверг резкой критике политику партийного руководства Беларуси в национальном вопросе, особенно в западных областях БССР. Он сказал, что среди партийных и советских руководителей там преобладают небелорусы — из 1175 партийных деятелей белорусов только 121; из 1408 работников облисполкомов только 114 местных белорусов, из 321 работника горисполкомов только 25 местных.
Особенно резко Зимянин высказался о положении в НКВД-МВД: в центральных и областных управлениях МВД белорусов — единицы, из 173 начальников райотделов МВД белорусов было всего 33; в западных областях из 840 оперативников МВД местных уроженцев только 17 человек; в органах милиции западных областей из 150 руководителей был только 1 белорус, а из 92 начальников горрайотделов милиции выходцев из западных областей было только 5».
Зимянин был направлен в Минск Лаврентием Берией, решившим для захвата власти в СССР опереться на национальные окраины, так как по роду своей деятельности занимался репрессиями против национальных кадров и знал о силе национальных чувств.
Также на пленуме в июне 1953 г. говорилось о плачевном состоянии белорусского образования, например, в Минске только 15% школьников учились на белорусском языке. Но изменить это положение оказалось невозможно, так как во время пленума Берия был арестован, а его попытки национального послабления в СССР были очень быстро свернуты.
Дело кончилось тем, что в 60-х годах ХХ века в городах Беларуси не стало белорусскоязычных школ и вузов — города стали русскоязычными. И так мы стали «в общем, очень похожи друг на друга».
Тем не менее, когда в 1991 году начался массовый перевод городских детских садов и школ на белорусский язык, в Министерство образования Беларуси и в соответствующую парламентскую комиссию поступило всего 6 (шесть) жалоб и тонны писем поддержки.
Что Россия сделала с Беларусью и Украиной
Количество пролитых слез, масштаб оскорблений и унижений, объём или размер пережитой душевной боли, как известно, не поддается измерению. А жаль, ведь иначе мы бы имели более ясную картину той катастрофы, которую пережили и прочувствовали люди, которым после переезда в русскоязычные города Беларуси из провинции, приходилось выслушивать критику, презрительные насмешки и оскорбления за свой белорусский язык или белорусский акцент.
Или те, кому пришлось сменить фамилию, чтобы не попасть под каток репрессий за родство с расстрелянными «национал-демократами». Известны даже случаи посмертных поступков, когда люди завещали написать на надмогильных памятниках свою настоящую фамилию — то есть тогда, когда их уже нельзя было репрессировать.
Или те родственники репрессированных, кто был выслан вглубь СССР, не смог оттуда вернуться и потом отвечал на письма белорусских историков с вопросами об их родственниках на ломанном белорусском языке с ошибками и смущённо просил его за это извинить.
Или те, кто был вынужден сменить национальность на русскую или польскую, чтобы не ассоциироваться с обвинёнными в белорусском национализме родственниками. Так, сегодня в Минске дети православных священников доживают свою жизнь поляками.
Вот еще цитата:
«Советская власть начала наступление на украинский язык. Уничтожила за пределами Украины... уничтожила в уязвимых местах самой Украины, в городах. Ей удалось обрусить Киев, Харьков (о чем свидетельствует тот факт, что я привожу русское написание этих имен собственных) и другие крупные города — как за счет иммиграции русских в Украину, так и за счет принуждения украинцев использовать в научной, научно-технической деятельности только русский язык, в различных общественных сферах жизни. Пытается придать украинскому языку, тоже сильно забитому русизмом, статус «фольклорного», сельского языка, от которого должны отказаться все, кто хочет сделать карьеру».
Это сказал выдающийся французский историк Ален Безансон, книги которого, я надеюсь, вы читали. Замените в этой цитате слово «украинский» на слово «белорусский» — и вы получите точную, 100-процентную характеристику того, что, как мягко пишет Безансон, «советская власть» сделала с белорусским языком. На самом деле, и Вы, и я понимаем, что это с Беларусью и Украиной сделала Россия, хоть и советская. И стала она это делать ещё при царях-императорах.
И у нас в 1933 году провели насильственную реформу белорусского правописания, искусственно приблизив его к русскому. А в 1939 году решением Верховного Совета БССР Менск был переименован в Минск, а вслед за ним и сотни других городов и поселков получили русские варианты названий. И у нас белорусский язык, фактически, превратили в фольклорно-этнографический экспонат.
С таким положением дел никогда не соглашались лучшие представители наших народов. Протесты, петиции и обращения в защиту белорусского и украинского языков и, соответственно, репрессии за это не прекращались в СССР все послевоенные годы. Посадка или увольнение инакомыслящих, борцов за украинский и белорусский язык и культуру продолжались до 80-х годов ХХ века.
А в подконтрольной России Республике Беларусь не прекращаются и в наши дни.
Одно небольшое отличие состоит в том, что в ХХ веке украиноязычных украинцев и белорусоязычных белорусов называли националистами, а сейчас их называют нацистами, фашистскими прислужниками, коллаборационистами и т. д.
Мое письмо к Вам — не первый текст такого рода. Подобные обращения писали и в советское время. В силу обстоятельств они иногда были анонимными, как, например, опубликованное в 1979 году в самоиздате и за границей «Письмо русскому другу», а иногда они имели десятки и сотни подписей, как письма белорусских писателей и ученых в 1980-е годы.
Вот так во второй половине ХХ века Киев и Минск стали очень комфортными городами для русских людей, которые стали думать, что между ними, с одной стороны, и украинцами и белорусами, с другой, почти нет разницы, что «мы — один народ».
Но вот беда. Простые россияне в СССР могли не знать истории и не понимали, что на улицах Киева и Минска они встречаются и разговаривают, по сути, с больными «стокгольмским синдромом» жертвами многовековых репрессий и хорошо продуманной и организованной политики национального подавления Украины и Беларуси. Но реальность такова, что с имперских высот этих жертв как раньше не могли разглядеть, так и сегодня не видят многие образованные люди России.
Именно это, на мой взгляд, лишает Россию шанса на очищение через покаяние и, следовательно, на историческую перспективу.
В наши дни произносить фразу про «один народ» не этично и аморально
Я родился и вырос в Минске в русскоязычной белорусской семье, русский был моим первым языком, именно на нем я научился говорить и читать, я пользуюсь им и, надеюсь, могу чувствовать его нюансы. Переехав в Прагу в 1990-х годах, я взял с собой полное собрание произведений Чехова и книги поэтов Серебряного века. Но я с детства знал, кто я, и знал белорусский язык, потому что на нем говорили прадедушка, две прабабушки, бабушка, ее сестры и многие другие родственники, жившие в деревне к юго-западу от Минска.
Исторический факультет БГУ в 1980-е годы, особенно его отделения истории КПСС и философии, были элитной кузницей кадров для комсомольских и партийных комитетов БССР. Большинство студентов были выходцами из русскоязычных городских семей.
И вот чудеса! На семинарах по этнографии на истфаке БГУ, о которых я упоминал выше, все студенты яростно спорили с преподавателем, который рассказывал нам о будущем слиянии языков. Никто из нашей группы не хотел, чтобы белорусский язык исчез, никто, не только местные белорусы, но и немка, украинка, и белорус из далекого Джамбула, никогда не живший в Беларуси, а просто отправленный на учебу в Минск некогда высланными на освоение целины родителями-белорусами.
Мы спорили с преподавателем, отстаивая право белорусского языка на будущее, по-русски.
В этом, уважаемый Григорий Шалвович, великая тайна и великая сила национального. И вот почему несколько своих научных и художественных книг я написал на белорусском языке, который, по официальной классификации ООН, находится под угрозой исчезновения. Я сознательно выбрал этот «бесперспективный язык», с которого почти никто не переводит и к которому в мире почти нет интереса и внимания. Но это — язык моего многострадального европейского народа, язык модерной белорусской нации.
Поэтому было очень странно услышать от Вас, Григорий Шалвович, эту проклятую фразу об «одном народе», даже в том контексте, в котором Вы ее сказали. Ведь ее теперь повторяет как мантру тот, кто затеял дикую и жестокую бойню на европейском континенте.
Именно с идей о «триедином русском народе» начинается русский империализм. Я очень надеюсь, что отказ от претензий на Беларусь и Украину поможет послевоенной России наконец-то прислушаться к словам выдающегося философа Георгия Федотова, который в 1947 году призывал россиян отказаться от империи и сосредоточиться на внутренних проблемах — иначе говоря, на национальном развитии.
И я очень надеюсь, что вы, как один из ведущих российских интеллектуалов современности, будете способствовать введению в послевоенной России уголовной ответственности за отрицание существования украинской и белорусской наций. Ведь именно с таких идей, как мы теперь видим, начинается война и русский фашизм.
